ЖИЗНЬ НА «СПАЛЬНЕ»: 1920-е годы (часть 1)

Дата публикации: Apr 24, 2017 7:13:23 PM

К западу от него — «Мишенская», двухэтажное кирпичное в центральной части строение, с длинными одноэтажными деревянными крыльями (снесено, на его месте построен дом № 5 по улице Учительской).

Затем «Вернецкая», соединенная кухонным корпусом с «Лазаретом»:

 Происхождение названия «Лазарет» точно известно: он был построен (управляющим фабрикой Константином Федоровичем Кнорре — http://skr.korolev-culture.ru/anonsy-ekskluziv/ekskluziv/knore) в 1914 году, но его немедленно забрали под госпиталь с началом Первой мировой войны.

Администрация и почта, однако, не признавали прижившихся народных названий: Девичья официально именовалась казармой № 4, Мишенская —№ 5, Вернецкая — № 6, Лазарет — № 7. Казармы № 1, № 2 и № 3 собственных (народных) названий не имели.

В кухонно-бытовом корпусе, соединявшим Вернецкую с Лазаретом, на первом и втором этажах были колоссальных размеров печи-пищеварки, работавшие круглосуточно; кубовые емкости с кипятильниками типа «Титан», туалеты с умывальниками.

Через кухни можно было пройти во все корпуса, из каждого длинного коридора — в любой другой, не выходя на улицу.Из окон Вернецкой, выходящих на восток, открывался вид на Мишенскую, а дальше в прорехи между деревьями — на Девичью, фабрику и Горки.

Западные окна Лазарета смотрели на широкое поле; справа была видна дорога на Максимково, усаженная большими деревьями, слева — Поповский лес, замечательное собрание старых, но низкорослых раскидистых сосен. Вид из внутренних окон ограничивался противоположным корпусом.

По двору были проложены рельсы узкоколейки, и паровозик «Вера» часто посвистывал и пыхтел под окнами — привозил с болота торф для кочегарки и котлов центрального отопления. (Кочегарка была в подвале под кухней и оттуда подавала горячий воздух для печей).

ПРОЦВЕТАНИЕ

Вторая половина 1920-х годов. После пуска фабрики все взрослые имели работу, получали хорошую зарплату. Все были сыты, обуты, одеты. Золотые дни Первомайки… Всё насущно необходимое можно было купить в кооперативном магазине и в лавках частников, разместившихся под соснами при дороге от фабрики в Максимково. Здесь была палатка мясника, рядом Рожков торговал всякой снедью; промтоварами снабжал магазинчик Сережи-татарина.

Все торговцы легко давали в долг, без всяких процентов. Многие обитатели «спальни» расплачивались в получку; на оставшиеся деньги накупали всякой заманчивой снеди и пировали несколько дней. Потом опять начинали приобретать продукты в кредит. Более экономные соседи язвили по их поводу: «В получку у них жарево и печево, а потом есть нечего!»

Надо сказать, на получку находилось много охотников. В дни зарплаты на поселок делали набеги мелкие торговцы разной разностью: платками, лентами, всевозможной хозяйственной утварью, но, пожалуй, больше всего товарами для детей — пряниками, пирожными, шоколадками в сияющих разными цветами металлических обертках, хитроумными игрушками — так ярко раскрашенными, что издали бросались в глаза. Ребятишки тащили к ним родителей, вытягивая из их карманов или кошельков мелочь (цены были копеечные). Часто устраивались целые базары — если получка приходилась на Масленицу или другие праздники. В основном торговцы были народ покладистый и принимали не понравившуюся игрушку обратно, в крайнем случае отругают.

Осенью и зимой торговцы-разносчики приходили прямехонько на «спальню», преимущественно вечером, и располагались в коридорах. Иногда бесцеремонно стучались в двери, предлагая свой товар. Глядишь, вовсе какую-нибудь пустяковину, вроде восковых скорлупок-уточек или таких же лебедей для пускания по воде. Забавы, впрочем, недолговечной — от нескольких минут до нескольких дней.

Была и обычная, ежедневная торговля. Утром по каждому коридору проходили молочницы, возглашая: «Молока кому не надо ли?» или «Молоко кипяченое».Некоторые приходили издалека; максимковские же, как правило, шли молча — они разносили молоко по договоренности, с расплатой в получку.

В одном из переходов каждый день устраивался пожилой дядя с лотком, наполненным плюшками и дешевыми конфетами. Основными его покупателями были дети. К вечеру его лоток всегда пустел… 

С улицы доносилось: «Точить ножи-ножницы!», «Паять, лудить, чайники чинить!», «Вставлять стекла!» Обязательно нараспев – каждый на свою постоянную мелодию.

Иногда раздавался звук шарманки; на музыку собирался народ, окружая шарманщика плотным кольцом. По окончании исполнения ему в шапку кидали медяки, обычно всего несколько монет, так что, наверное, большим подспорьем ему был попугай, за гривенник [10 копеек] вытягивавший из маленького ящика на шарманке «счастье» — конвертики с предсказаниями.

Шарманщик не возражал, если дети кричали: «Попка дурак!», а ребятня приходила в восторг, когда попугай впопад отвечал: «Сам дурак!»

Угольщик подъезжал на лошади: «Углей, углей, кому углей?» Березовый уголь был нужен всем, главным образом для… утюгов (электрических в ту пору не было). Модницы завивали волосы специальными щипцами, разогревая их тоже на углях.

Во второй половине дня являлся красильщик. Как и все, он объявлял в коридоре предлагаемые услуги; его приглашали в комнату, обсуждали условия заказа. Прикрепив к подлежащим перекрашиванию платьям, кофтам и т.п. метку соответствующего цвета, красильщик увязывал вещи в узел и уходил к себе в Максимково, а через несколько дней, в установленный срок, приносил готовое хозяевам.

Были и другие предприниматели, предлагавшие услуги с доставкой на дом, в частности, фотографы. Из них некоторые занимались только увеличением портретов с ранее сделанных фотографий. Портреты делались в рамках и под стеклом. Продукция, надо сказать, не всегда высокого качества, но вполне устраивавшая местное население.

 (продолжение следует) 

«Калининградская правда», № 124 за 1999 год

 Фотографии Ольги ГЛАГОЛЕВОЙ

Особая благодарность Елене Ивановне Протогеновой за помощь в подготовке данной статьи