Благодаря краеведу Владиславу Васильевичу Бородичу, проштудировавшему подшивки старой «Калининградки», тема Яковлевского приюта неожиданно получила свое продолжение. И какое!

     Собранные буквально по крупицам, иногда и с досадными пробелами, краткие истории жизни тех, кому были обязаны десятки изменивших свою судьбу воспитанниц, теперь доступны и вам, уважаемые посетители нашего сайта.

СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧ ЯКОВЛЕВ (1839-1892) 

    Надворный советник (1871), камер-юнкер (1873), действительный статский советник (1880), председатель Московского попечительного комитета Императорского человеколюбивого общества, видный член благотворительных организаций, Сергей Павлович Яковлев был большим другом писателя и артиста Александринского театра, ивантеевца (выделено мной. – О.Г.) Ивана Федоровича Горбунова.

    Их знакомство произошло в 1857 году, когда 18-летний офицер лейб-гвардии Сергей Яковлев попал на театральное выступление 26-летнего Ивана Горбунова и был очарован им как актером и литератором. Рассказы из народной жизни, с которыми выходил на сцену молодой артист, были проникнуты ненавязчивым юмором, отличались тонкой наблюдательностью и глубоким знанием русского быта. Именно так вспоминал позднее С.П.Яковлев.

    Знакомство переросло в тесную дружбу. Много лет на благотворительных концертах, организатором которых являлся уже сам Яковлев, выступал и Горбунов — со своими блестящими интермедиями.

    Когда в 1868 году было основано товарищество «Печатня С.П.Яковлева» с типографиями в Москве, Санкт-Петербурге, Днепропетровске, Самаре, Киеве, Харькове, Саратове, актер по приглашению друга объездил несколько городов, выступая на церемониях их торжественного открытия.

  Кстати, в 1940 году после перестройки здания яковлевской типографии в Санкт-Петербурге в нем разместилась базовая типография Государственного издательства детской литературы (Детгиз).

    Горбунов гостил у Яковлева в усадьбе на Орловщине, в деревне Солнцево. Туда же наезжали общие знакомые. Ловили рыбу, устраивали чаепития на природе… При этом Иван Федорович развлекал всех своими неподражаемыми импровизациями.

В. Первунинский. За чаем

    Благотворительная деятельность Сергея Павловича была весьма обширна. Он занимал первые должности в Обществе поощрения трудолюбия и Попечительном о бедных комитете Человеколюбивого общества; был вице-президентом Московского комитета для разбора и призрения просящих милость; почетным членом Общества распространения полезных книг; светским директором Попечительного о тюрьмах комитета.

    В создании Болшевского приюта С.П.Яковлев принял самое горячее участие. Он написал первый Устав приюта, а затем стал ближайшим помощником главных организаторов дела — княгини А.Н.Стрекаловой и С.С.Сабашниковой.

    …Еще в 1888 году Яковлев учреждает на свои средства несколько именных стипендий для поощрения воспитанниц. В знак признания его организаторских и педагогических заслуг Болшевскому приюту в начале 1900-х годов присваивают наименование «Яковлевский».

    Умер Сергей Павлович в 1906 году. Хочется вспомнить его слова, сказанные на одном из съездов представителей русских исправительных приютов: «Когда люди, отдавшиеся общему делу, сплотились в общий кружок, им легче идти к общей цели, легче творить дело любви и добра». Этому и была посвящена жизнь Сергея Павловича Яковлева.

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА СТРЕКАЛОВА (1821-1904)

    Основательницей Болшевского приюта была княгиня Александра Николаевна Стрекалова. Урожденная княжна Касаткина-Ростовцева получила от судьбы все, что нужно для счастья: красоту, богатство, образование, знатность. Часто жила с мужем Степаном Степановичем Стрекаловым (1813-1893) — генерал-адъютант, статский советник — за границей: во Франции, Италии. Дружба с Н.И.Нарышкиной, бывшей замужем за Александром Дюма-сыном, сблизила ее с парижскими интеллектуалами — блестящими писателями, поэтами, художниками…

    Но внезапно на нее обрушилась череда трагедий: она потеряла мужа, детей, внука…

    Пережив страшное душевное потрясение, Александра Николаевна нашла утешение в благотворительности. Трудно перечислить все благие начинания, связанные с ее именем. Стрекалова открывала больницы для бедных и дешевые студенческие столовые; создавала курсы кройки и шитья для нуждающихся женщин и кухмистерские с кухнями для обучения кулинарии; ведала работой общедоступных библиотек и попечительством о тюрьмах. По ее инициативе возникали убежища для увечных воинов и дома воспитания солдатских сирот, чьи отцы погибли во время Балканской войны (1877-1878 гг.). Созданное ею Общество поощрения трудолюбия ставило своей задачей облегчить участь трудящихся женщин.

    Но особой ее заботой и болью стали дети, отверженные обществом. В 1864 году А.Н.Стрекалова основала первую и единственную тогда в России исправительную школу для малолетних (до 14 лет) мальчиков, «состоящих под следствием или судом, подлежащих отдаче на поруки или остающихся без надзора после суда над ними, а также для детей, занимающихся нищенством». Судебный устав 1866 года и принятый в том же году закон обязали исправительную школу принимать также осужденных (приговоренных) детей, и она стала называться приютом.

    В 1873 году по ходатайству общественности с «высочайшего соизволения» императора Александра II Исправительному приюту для малолетних преступников было присвоено наименование «Рукавишниковский» — по фамилии его первого директора Николая Васильевича Рукавишникова, бюст которого с надписью: «Первый гуманист мира» был установлен в 1880-е годы в одном из залов Конгресса в Риме — в галерее выдающихся людей XIX века.

Н.В.Рукавишников (1845-1875)

    Невозможно не привести слова о Николае Васильевиче знаменитого английского проповедника, декана Вестминстерского аббатства Артура П. Стенлея, который, находясь в Москве проездом из Китая, несколько раз побывал в заведении Рукавишникова и, приехав домой, на первой же встрече со своими прихожанами сказал: «Я могу умереть спокойно, я видел святого!»

«Рукавишниковский» приют, 1913

Спальня для воспитанников, 1890

    «Рукавишниковский» приют на Смоленской-Сенной площади (Смоленском бульваре) просуществовал до 1917-1920 годов (сейчас его перестроенное помещение занимает «Импэксбанк»).

Здание «Импэксбанка» (Смоленский бульвар, 30)

    Александра Николаевна на мальчишеском приюте не остановилась — через десять лет (в 1874 году) по ее замыслу возник такой же исправительный приют для девочек в Болшеве, названный позднее «Яковлевским» в честь одного из попечителей.

Художник В.Пименов. «Яковлевский» приют

    Имя Александры Николаевны Стрекаловой не было увековечено в ее начинаниях, но она была примером для многих, убежденная в том, что: «Благотворя ближним, мы, сами не замечая, делаем гораздо более для себя, чем для других…»

ЕЛЕНА ГРИГОРЬЕВНА ТОРЛЕЦКАЯ

    Ближайшей сотрудницей А.Н.Стрекаловой по организации благотворительных дел, в том числе и Болшевского приюта, была Елена Григорьевна Торлецкая (урожденная Терехова).

    Вместе с мужем — крупным московским домовладельцем, московским выборным и городским гласным, книгоиздателем, одним из первых русских фотографов, радетелем музыкального образования в России, меценатом Александром Александровичем Торлецким (1826-1899) она содержала на свои средства по всей Москве сеть дешевых народных столовых, в том числе и знаменитую (на тысячу человек) столовую на Хитровом рынке (вместе с А.Н.Стрекаловой); известное «Попечительство Торлецких» предоставляло помощь бедным студенткам консерватории, обеспечивая их почти бесплатным жильем, питанием, музыкальными инструментами. Это начинание особенно поддерживал композитор и пианист Антон Григорьевич Рубинштейн.

    Приюту в Болшево Торлецкие передали внушительный благотворительный взнос.

    Интересно, что с 1852 года до 1917 Торлецкие владели усадьбой Гиреево (Старое Гиреево) (в 1960 году вместе с дачным поселком Новогиреево усадьба вошла в состав Москвы). Бывший дачный поселок в Московской области близ платформы «Новогиреево», построенный в 1905-1907 годах на землях семьи внуком Елены Григорьевны — Александром Ивановичем, являлся первым благоустроенным поселком под Москвой с водопроводом и электричеством в каждом доме, мощеными и освещенными проспектами и даже собственной конкой. Братьям Перловым было с кого брать пример…

План 1907 года

СЕРАФИМА САВВАТИЕВНА САБАШНИКОВА (1839-1876)

    Серафима Скорнякова, сибирячка из забайкальского города Кяхты (Бурятия), окончила Смольный институт благородных девиц в Петербурге и, выйдя замуж за крупного сибирского коммерсанта, чаеторговца и золотопромышленника Василия Никитича Сабашникова (1820-1879), стала хозяйкой знаменитого в Сибири литературного салона.

Василий Никитович Сабашников, 1879

    Она получала из Москвы и Парижа книжные новинки, устраивала у себя в доме литературные чтения. Здесь же родилась идея издавать местную газету «Кяхтинский листок», первый номер которой вышел в 1862 году. По инициативе Сабашниковых в Кяхте открылась женская гимназия, немало денежных назначений было сделано на устройство школ в Сибири и подготовку для них учительского персонала.

Торговая слобода Кяхта, конец 1880-х-начала 1890 гг.

Фотография Н.А.Чарушина

Их дети:

 - Екатерина (в замужестве Барановская) — в 1891 году помогала Михаилу и Сергею сделать первые шаги в книгопечатании;

 - Антонина (в замужестве Евреинова) — пять лет издавала журнал «Северный вестник»;

 - Федор (1869-1927, Турин) — издатель рукописей Леонардо да Винчи «Кодекс о полете птиц» (1893), «Трактат об анатомии» (1900); почетный гражданин города Винчи (Италия);

 - Михаил (1871-1943) и Сергей (1873-1909) — знаменитые в будущем прогрессивные издатели братья Сабашниковы, —

росли в атмосфере любви к науке и искусству, преданности идеям просвещения и веры в печатное слово.

                                

                                                           Михаил Сабашников                                                     Сергей Сабашников

Фрагмент титульного листа «Энциклопедии Сибири» с фирменным знаком братьев

    Переехав с семьей в Москву, Серафима Савватиевна стала активным членом Общества поощрения трудолюбия и вместе с княгиней Александрой Николаевной Стрекаловой вошла в комиссию по организации Болшевского приюта.

Дом Сабашниковых на Арбате, фотография 1920-х гг.

(ныне на этом месте существенно перестроенное здание театра имени Е.Вахтангова)

    «Для постройки пригласили одного из лучших московских архитекторов того времени — А.С.Каминского, который и возвел в 1873 году особняк в стиле барокко.

    …Великолепная лестница в два марша белого мрамора с бронзовыми статуями. Уютная зала с лепниной, отличавшаяся редкостным резонансом, восхищавшим А.Г.Рубинштейна. Дубовая столовая. Черная гостиная с гобеленами и красная гостиная с кариатидами из белого мрамора…» (из воспоминаний Михаила Васильевича Сабашникова).

    Благодаря энергии, организаторским способностям, общительности и обаянию ей удалось разбить лед недоверия к новшеству и облегчить первые шаги приюта. Она приобрела на свои средства коров и домашнюю птицу, выстроила скотный и птичий дворы, чтобы дети могли общаться с природой и животными.

    К сожалению, С.С.Сабашникова пробыла попечительницей всего два года (с 1874 по 1876) и умерла в доме на Арбате от родильной горячки в 37-летнем возрасте, оставив о себе добрую память.

МАРИЯ КОНСТАНТИНОВНА КИРИЧКО

    Ее сменила Мария Константиновна Киричко, муж которой — Самсон Григорьевич Киричко был управляющим Куракинской фабрикой Сапожниковых. Механик-строитель по специальности, он, вслед за супругой, сделался ревностным сотрудником приюта. Под его руководством было выстроено новое двухэтажное здание, сооружены хозяйственные постройки, проведен водопровод.

Георгий Зайцев. У «Яковлевского» приюта, 1998

    Супруги Киричко постоянно проживали в Болшеве, и Мария Константиновна имела возможность повседневно наблюдать за жизнью воспитанниц и заботиться о них.

    Она пробыла на посту попечительницы долгих двадцать лет (с 1878 по 1898), внеся в работу приюта много сердечности и доброты.

И ДРУГИЕ…

    После нее обязанности попечительницы Болшевского приюта для девочек с 1898 (по другим сведениям с 1900) года приняла Адель Ивановна Калиш (1872-1940). Она, кстати, была попечительницей и Общества поощрения трудолюбия, и членом Общества взаимопомощи нуждающимся ученицам 2-й женской гимназии в Москве (1912).

Адель Ивановна (Адель Луиза) Калиш, урожденная Прове,

фотография начала ХХ века

    А с 1902 года — Елена Львовна Ценкер (1863-1933, Париж).

    Значительные пожертвования на нужды приюта неоднократно вносили Вера Николаевна Третьякова — супруга предпринимателя и мецената Павла Михайловича Третьякова, Анна Васильевна Баева — супруга известного обувного фабриканта И.Д.Баева, Елизавета Васильевна Сапожникова — супруга фабриканта Владимира Григорьевича Сапожникова.

И.Е.Репин. Портрет Е.В.Сапожниковой

    После смерти Семена Васильевича Перлова, который был одним из самых щедрых жертвователей, его дочь Людмила Семеновна стала помощницей попечительницы, учредив в память отца несколько именных стипендий для воспитанниц.

Людмила БОНДАРЕНКО

Ольга ГЛАГОЛЕВА

«Калининградская правда» №203-204 от 23 октября 1999 года

«Калининградская правда» №176-177 от 16 сентября 2000 года

    Признаюсь, что, получив от Людмилы Харламовой, жительницы Юбилейного, аж целых три старых фотографии некоего замка, я подумала, что она ошиблась, уверяя меня в том, что это сооружение имеет прямое отношение к месту ее проживания. Но пришедшие отклики старожилов Раисы Денисенковой, Александра Хоменкова, Владислава Бородича и других подтвердили ее правоту: действительно, на этих редких фото (приведены ниже) изображен Болшевский (Яковлевский) исправительно-трудовой приют.

    Ну а наши мэтры-краеведы Раиса Дмитриевна Позамантир и Людмила Константиновна Бондаренко «поделились» интереснейшей информацией об истории его создания (ее я отыскала в книге «К космическим высотам — из глубины веков», стр.31 и в «Московском журнале», выпуск №2, октябрь 2009, стр. 15). Предлагаю вашему вниманию компиляцию этих текстов.

«БЛАГОЕ ДЕЛО»

О Болшевском исправительно-трудовом приюте для малолетних

    В 70-е годы XIX века в бурно растущей Первопрестольной оказалось много нищих и бездомных, в том числе — детей. На папертях церквей, у рестораций и питейных заведений, на рынках и улицах маленькие попрошайки в лохмотьях пели под шарманку и жалостно клянчили милостыню. Кого-то посылали на этот промысел родители, кто-то вообще не знал своих родителей и прозябал среди взрослых бродяг. Мошенничество и воровство, ранняя проституция царили в этой нищей обездоленной среде.

Журавлев Ф.С. Дети-нищие, 1860-е гг.

    Тогда же в России под надзором тюремного ведомства начали организовываться первые исправительные колонии и приюты для малолетних. Юристы настаивали на признании за такими заведениями не столько карательного, сколько воспитательного характера.

    Нетрадиционный шаг в этом направлении предприняло Общество поощрения трудолюбия в Москве, решив открыть в 1874 году исправительный приют для девочек. В подмосковном Болшеве нашелся подходящий дом с участком земли, принадлежавший Попечительному о бедных комитету. Здание располагалось в живописнейшем месте на высоком берегу Клязьмы, рядом с церковью Святых безсребреников Космы и Дамиана, и примыкало к заброшенному саду бывшего имения князя Петра Ивановича Одоевского. Вдали от городских соблазнов, вокруг — текстильные фабрики, использовавшие в основном женский труд, поблизости — больница при богадельне, начальная школа для крестьянских детей.

Храм Святых безсребреников и чудотворцев Косьмы и Дамиана в Болшево

    Видный член Общества поощрения трудолюбия Сергей Павлович Яковлев разработал Устав приюта и со временем стал его попечителем, поэтому в Болшеве этот приют называли «Яковлевским». В Городской Думе и Биржевом комитете выставили крУжки для сбора пожертвований; у мировых судей, занимающихся делами малолетних, открыли подписные листы с той же целью. Лицам, известным своей благотворительностью, разослали письма с просьбой помочь начинанию, обратились также во все благотворительные комитеты, провели благотворительную лотерею.

    Одноэтажный деревянный дом в Болшеве привели в порядок. Болшевцы помогли кирпичом и выполнением малярных работ, подарили материю на белье и платья, домашнюю аптеку и семена для огорода.

    Избранная первой попечительницей приюта известная благотворительница и одна из образованнейших женщин России того времени, жена крупного промышленника Серафима Савватиевна Сабашникова за свой счет выстроила скотный двор и птичник, пожертвовала деньги на покупку коровы и кур.

Серафима Савватиевна Сабашникова

    Первые шаги всегда трудны. В необычное начинание поначалу не верили; дом, гостеприимно распахнувший двери, пустовал… В первые месяцы не появилось ни одной воспитанницы.

    Так было до тех пор, пока С.С.Сабашникова не созвала общее собрание Попечительства совместно с представителями московской полиции и мировых судей. Снеслись с церковными старостами и городовыми, прося направлять в приют нищенок с папертей и улиц. И к марту 1876 года в приюте было уже двадцать девочек (помещали их туда по приговору суда или по просьбе родителей).

    Трех из них матери отдали «в аренду» шарманщику, тот бил их и связывал на ночь, чтобы не убежали. Через полицию доставили девочку, которую истязали мать и отчим. Семилетнюю калмычку взяла с собой в Москву заезжая барыня, а когда «живая кукла» наскучила, ее выкинули на улицу. Турчанку четырех лет привез с юга фельдфебель одного из армейских полков. Были здесь и осужденные за кражу, а две малолетки обвинялись в… убийстве. Часть девочек привели сами родители из-за невозможности их прокормить... Бедствия огрубили и озлобили детские души, «образование», полученное в подворотнях, в тюрьмах и на панели, наложило тяжелый отпечаток. И все же сердца «питомок» поддались добру и участию.

    В приют принимались девочки от четырех до четырнадцати лет и оставались там до 16-летнего возраста. Здесь господствовал принцип взаимного обучения и опеки старших над младшими. Всем необходимым воспитанницы обеспечивали себя сами: вязали чулки и шили платья, стирали и чинили белье и одежду, дежурили по кухне и столовой, работали на огороде, ухаживали за скотом и птицей. Приют стал их домом. Отсюда не убегали.

    Постепенно начали арендовать землю у болшевских крестьян и выращивать картофель, приобрели лошадь и экипаж. Молока, масла, яиц и овощей хватало уже и на продажу дачникам — Болшево славилось как дачное место.

Дейнека А.А. Вечер на даче, 1952

    В распорядке дня разумно чередовались учеба и труд. Детей обучали письму, чтению и арифметике в объеме трехлетних начальных училищ. Священник вел уроки Закона Божия и занятия хора, в котором девочки с удовольствием пели.

    Но в первую очередь воспитанниц обучали портновскому, белошвейному и шелкомотальному ремеслу, огородничеству, уходу за домашним скотом и птицей, чтобы по выходе из приюта они смогли жить честным трудом. С владельцами находившейся поблизости шелковой фабрики Сапожниковыми договорились о доставке в приют шелка на размотку и оборудовали шелкомотальню. Воспитанницы имели возможность впоследствии поступить на самУ фабрику. Были приглашены учительницы кройки и шитья. Белье и платья, пошитые в приюте, охотно покупали работницы местных фабрик, заказы поступали и от дачниц.

    По соглашению с Московской ремесленной управой у девочек стали принимать экзамены по ремеслу, достойных после выдачи свидетельства «мастериц» приписывали к ремесленному сословию, что обеспечивало надежный социальный статус.

    С годами крепло и материальное положение приюта. Определенные суммы ежегодно отчислялись Обществом поощрения трудолюбия и Московской купеческой управой. Постоянными жертвователями являлись видные промышленники, владельцы фабрик и усадеб болшевской округи. Так, крупный «чайный» предприниматель Семен Васильевич Перлов учредил несколько именных стипендий, его примеру последовали другие. Случалось, что деньги оставлялись приюту по завещаниям.

Семен Васильевич Перлов

    Важной статьей дохода стал сбор ненужных вещей у населения с последующей их перепродажей. В 1878 году в московских газетах появилось объявление: «В каждом доме, в каждом семействе, в каждом хозяйстве, самом маленьком, есть множество таких предметов, которые считаются совершенно бесполезными, лишними. Таковы разные коробки из-под спичек, конфет, плодов, сардинок, лекарств, пустые бутылки, банки из-под варенья и горчицы, оберточная бумага, окурки сигар, битая посуда, пробки, тряпки... »

    Попечительство взяло на себя транспортное обеспечение: по городу курсировала специальная фура. Был нанят склад на Арбате, где сортировали привезенное. Попадались самые неожиданные предметы и даже живые существа. «Два рояля, дуэльные пистолеты, гитара, электрическая машина, хромая лошадь, два попугая...» — скрупулезно заносилось в ведомость поступлений. Годная мебель, одежда, посуда передавались в приют, остальное очищалось, мылось и продавалось «по весу» или штучно в базарные дни на Смоленском рынке. В первый же год, с учетом платы за аренду склада и перевозку, получили чистой прибыли ни много ни мало один миллион рублей.

    К 1898 году (через двадцать с небольшим лет) в приюте состояло уже девяносто три девочки. По окончании срока их устраивали «к местам» — домашними портнихами, горничными; некоторые заводили собственное дело; кого-то забирали родители. При этом каждая воспитанница получала «наградные» — на эти цели выделялась треть всех приютских сумм. В Уставе было записано, что «в случае несчастья или крайней необходимости» покинувшие приют не лишаются его покровительства, содействия и помощи, если будут ежегодно сообщать о себе.

    Когда в 1899 году отмечалось 25-летие приюта, немалые добровольные пожертвования внесли жившие по-соседству крупные промышленники Алексеевы, Сапожниковы, Мамонтовы, Боткины, Якунчиковы, Арманд.

    В разные годы попечителями приюта были: С.С.Сабашникова, Александра Николаевна Стрекалова (основательница Общества поощрения трудолюбия), В.А.Бабин, а также имевшие в Болшеве дачи М.К.Киричко (целых двадцать лет) и А.Г.Калиш.

    Особую память о себе оставил Сергей Павлович Яковлев. Это был прирожденный педагог, сторонник новых методов воспитания. На проводившихся периодически съездах представителей русских исправительных приютов он выступал с докладами, вызывавшими оживленные дебаты.

    Опыт болшевцев привлекал внимание и в России, и за рубежом. Приют принимал участие в международных тюремных конгрессах, демонстрируя там свои печатные отчеты, фотографии, а также платья, кофты, фартуки и другие вещи, сшитые воспитанницами. Сто делегатов Международного тюремного конгресса, проходившего в Санкт-Петербурге и Москве в 1890 году, приехали в Болшево и посетили приют. Сотрудники исправительных учреждений из Германии, Франции, Испании, Италии, Португалии, США, Аргентины, Австро-Венгрии, Дании и Сербии высоко оценили увиденное. В 1893 году работы воспитанниц Болшевского приюта были отправлены на Всемирную выставку в Чикаго.

    Оживленно шел обмен опытом с российскими приютами — нижегородским, киевским, одесским, харьковским, саратовским, костромским, ярославским, санкт-петербургским. География «благого дела» расширялась...

    После Октябрьской революции приют закрыли. Однако через несколько лет здесь же, близ Болшева, уже Советской властью был поставлен другой уникальный воспитательно-педагогический и социальный эксперимент. На весь мир стала известна Болшевская трудовая коммуна по перевоспитанию малолетних преступников.

    Совпадение? Скорее — преемственность, ознаменовавшая тот факт, что и в эпоху трагических изломов ХХ века Россия оставалась Россией...

ПРИЮТСКИЕ ЗДАНИЯ

    Первое одноэтажное здание приюта было небольшим и ветхим, и потому спустя несколько лет после его основания Попечительный комитет предоставил новый участок земли на краю принадлежавшего ему леса и необходимые для строительства средства (ныне это место находится в микрорайоне №3 Юбилейного).

    Немедленно развернулось строительство, и уже в начале 1882 года было возведено двухэтажное здание (низ — каменный, верх — деревянный). Внизу расположились классные комнаты, мастерские, учительская, кухня, столовая, а вверху — спальня, комната отдыха, мастерская. Позднее были построены баня, прачечная, скотный двор, птичник, а также двухэтажный каменный дом из красного кирпича, по своему архитектурному облику напоминавший культовое здание:

Фотография А.Пешкова, 1980 (публикуется впервые)

    Как уже упоминалось выше, приют просуществовал сорок четыре года и в 1918 году был закрыт. Его здания, приспособленные после революции под коммунальные квартиры, в 80-х годах прошлого века были снесены, в том числе постройка, напоминавшая церковь и представлявшая не только историческую, но и несомненную архитектурную ценность.

Фотография А.Пешкова, 1980 (публикуется впервые)

    Ну и наконец. Краевед Сергей Лапин с помощью старой карты 1968 года определил примерное месторасположение этого уникального здания (отмечено зеленым крестиком): на месте дома № 2 по Большой Комитетской улице.

Людмила БОНДАРЕНКО

    Вот какое интересное уточнение-дополнение к материалу Леонида Горового прислал уважаемый историк архитектуры Сергей Борисович МЕРЖАНОВ: 

    «Весь этот сохранившийся зелёный участок называют "Папанинской дачей", хотя это не совсем точно, поскольку у Папанина была дача в северной его части. Она долго пустовала и была утрачена где-то в конце ХХ века.

    Подтверждает эти слова и старая карта 1968 года, на которой "Папанинская дача" обведена красным кружком.-О.Г.:

    А вот в южной части этого зелёного массива была изображенная на фотографии дача Томского, потом - гос. дача наркома Кафтанова».

    Поясню, что Михаил Павлович Томский (Ефремов), советский и партийный деятель, кандидат в члены ЦК ВКП(б), был обвинен в контрреволюционном троцкистско-зиновьевском заговоре и 22 августа 1936 года покончил с собой на своей даче в Болшеве.

    И наконец. Краевед Сергей Лапин нашел в сети пару более-менее новых фотографий с территории «папанинской дачи». Вот они:

    Каждый житель подмосковного Юбилейного знает этот огромный, зеленый остров, находящийся едва ли не в центре города. На территории с вековыми елями, березами и другими лиственными деревьями, обнесенной высоким глухим забором, находилась дача знаменитого полярника Ивана Дмитриевича ПАПАНИНА (1894-1986), именуемая горожанами и поныне не иначе как «папанинская».

    Есть в Юбилейном и улица, носящая его имя. Когда в городке стали присваивать улицам имена и появились таблички «Улица И.Д.Папанина», школьники, уже плохо знавшие, кто он такой, расшифровывали надпись так: «Улица имени дачи Папанина».

    К сожалению, сегодня современники, особенно молодые, мало знают о Папанине и его друзьях-полярниках. А в конце 30-х годов прошлого века в нашей стране не было человека, который не слышал бы о нем. Большая и яркая жизнь (91 год!) Ивана Дмитриевича достойна того, чтобы, хотя и кратко, вновь напомнить о нем и его свершениях.

СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ

    Иван Дмитриевич Папанин родился 26 ноября 1894 года в Севастополе в семье матроса. В четырнадцать лет он начал свою трудовую деятельность учеником токаря в мастерских Севастопольского военного порта. В 1915 году его призвали на военную службу во флот. В годы Гражданской войны Папанин участвовал в многочисленных боевых операциях в Украине и Крыму.

    После освобождения Крыма Иван Папанин работал в органах ЧК и в Реввоенсовете военного флота Черного и Азовского морей. Те, кто смотрел пьесу или фильм «Любовь Яровая», вероятно, запомнили веселого и отважного матроса Швандю, но вряд ли знают, что драматург Константин Тренев «списал» его с матроса Ивана Папанина.

    В 1923 году после демобилизации Папанин поступил на работу в Наркомат связи СССР. В 1931 году он впервые попал в Арктику: участвовал в экспедиции на ледоколе «Малыгин». С тех пор Арктика увлекла его, и он решил посвятить себя работе в Заполярье.

    В 1932 году Папанин оставил учебу во Всесоюзной плановой академии и отправился на Землю Франца-Иосифа в качестве начальника полярной станции. В течение нескольких лет он возглавлял ряд крупных полярных станций.

    В мае 1937 года Иван Папанин вместе с геофизиком Евгением Федоровым (1910-1981), гидробиологом Петром Ширшовым (1905-1953) и радистом Эрнстом Кренкелем (1903-1971) высадился на дрейфующую льдину в районе Северного полюса.

Герои-полярники

    Днем и ночью они вели научные наблюдения. Почти девять месяцев папанинцы жили в крохотной палатке площадью всего шесть квадратных метров — под постоянной угрозой того, что их льдина в любой момент может оказаться расколотой. И когда такая опасность стала реальной, смельчаки были сняты со льдины и доставлены на материк.

    Выступая на приеме в Кремле, Сталин назвал Папанина «мужем науки», который «сломал старые нормы, перевернул некоторые укоренившиеся взгляды и представления и дал науке новые перспективы».

    За научный и гражданский подвиг Папанин и его соратники были удостоены звания Героев Советского Союза, стали докторами географических наук.

    С этого героического дрейфа папанинцев началось планомерное освоение всего Арктического бассейна, что сделало регулярной навигацию по Северному морскому пути.

    В 1938 году Папанин был назначен заместителем начальника Главного управления Северного морского пути при Совете Народных Комиссаров СССР, в 1939-м — начальником Главсевморпути.

    В 1940 году за отличную организацию спасения ледокольного парохода «Георгий Седов» он был награжден второй медалью «Золотая Звезда».

    В октябре 1941 года Папанин стал уполномоченным Государственного комитета обороны СССР по перевозкам на Севере. Под его руководством проходили морские арктические операции, сыгравшие значительную роль в обороне Советского Заполярья, снабжении боевой техникой Советской армии и стратегическим сырьем оборонной промышленности.

    В послевоенный период после перенесенного тяжелого заболевания и двухлетнего лечения Иван Дмитриевич приступил к работе в системе Академии наук СССР. С его именем связано развитие крупнейшей биологической станции «Борок» в районе Рыбинского моря, директором которой он являлся.

Бюст Ивана Папанина в центре Борка

    Папанин был дважды Героем Советского Союза, контр-адмиралом, крупным хозяйственным руководителем, деятелем государственного масштаба, автором двух книг. Но самым знаменательным днем своей жизни он называл 21 мая 1937 года — день высадки на Северный полюс.

    Умер Иван Дмитриевич в 1986 году. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве:

ДАЧА В ПРИДАЧУ

    После завершения полярной экспедиции Ивану Папанину предоставили государственную дачу в Болшеве (на территории нынешнего Юбилейного).

    «Дача дядюшке досталась с интересным, но трагичным прошлым, — рассказывала племянница полярника Валентина Романенко. — Здесь жил с дочкой, вернувшись из Франции или Чехословакии, муж Марины Цветаевой Эфрон. Поэтесса осталась за границей, его и девочку вскоре арестовали, а дом передали герою Гражданской войны, руководителю ВЦСПС Томскому. В 1937-1938 годах, когда уже взяли Рыкова и шел процесс над  Бухариным и Каменевым, он каждый день ждал, что за ним придут. Не выдержав, застрелился возле дома на скамейке». 

    В воспоминаниях Романенко допущена масса ошибок. Так, вернувшийся в Россию из Франции Сергей Эфрон с дочерью никогда не жили на этой даче. Они (отец и дочь) и позже приехавшая в Советский Союз Марина Цветаева с сыном Георгием (Муром) жили на даче НКВД в Болшеве (в поселке «Новый быт»), где впоследствии был создан музей поэтессы.

    Увы, ошибочное утверждение о том, что семья Эфрон-Цветаевой жила на будущей папанинской даче, довольно часто встречается в различных публикациях и книгах. На самом деле дом не передавали Томскому после ареста Эфронов, поскольку они, повторим, никогда его не занимали. Дача, которую ранее занимал покончивший здесь самоубийством жизнь в 1936 году видный партийный и государственный деятель Михаил Томский, передали Ивану Папанину.

    Иван Дмитриевич на вопрос анкеты «Ваш идеал человека?» без сомнений ответил: «Конечно же, Ленин». А в Болшеве он оказался в окружении… «Ленинца» — дачно-строительного кооператива из трехсот домов, существовавшего на месте нынешнего 3-го микрорайона города Юбилейного.

    Решением Правительства в 1928 году на станции Болшево было создано жилищно-строительное кооперативное товарищество Пролетарского района Москвы, которое Постановлением ЦИК и Совнаркома СССР от 17 октября 1937 года было преобразовано в ДСК «Ленинец» с закреплением за ним в бессрочное пользование земельного участка площадью 52,13 га. Кооператив объединял рабочих столичных заводов «Динамо», «Серп и молот» и АМО. Такое соседство нисколько не докучало Ивану Дмитриевичу, поскольку его огороженное поместье занимало, пожалуй, больше гектара.

    Первые воспоминания о дяде  у Валентины Романенко связаны с голодным 1946 годом (ей и пяти лет не было), когда она с мамой полгода гостили у него в Москве. «Конечно, он уже жил не как простой народ, — рассказывала Валентина Александровна. — На его госдаче в Болшеве было четырнадцать комнат, прислуга — кухарка Григорьевна, рассказывавшая мне сказки, шофер дядя Коля, большое хозяйство с курами, утками, гусями, которых кормили жмыхом...»

    Долгие годы соседом Папанина  по даче был председатель Комитета по делам искусств, специалист по истории и теории литературы Михаил Борисович Храпченко. Его перу принадлежат монографии о Гоголе, Толстом, другие работы.  За фундаментальный труд «Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы» он был удостоен Ленинской премии. Ему присвоено звание Героя Социалистического Труда. Общались ли между собой два академика, нам неизвестно.

    Вообще-то, Иван Дмитриевич был человеком компанейским. «Не скажу, что дядюшка был человеком высокой культуры, — делилась воспоминаниями его племянница Валентина Романенко, — и матом любил ругнуться. Но и для профессоров, и для простых людей Папанин был как икона. 

    После Северного полюса у него появилось много высокопоставленных друзей. Дядя был доверчивый, щедрый. Сам хорошо готовил, любил приглашать гостей, никогда ни с чем не считался. И его добротой пользовались: "Ой, Иван Дмитрич, поедем на Кавказ охотиться... " Это были не последние люди в государстве, охота была широко обставлена. Настреляют, а куда отправлять? "Ой, Иван Дмитрич, давай к тебе на дачу".

    В Болшево шли вагоны с дичью. Замороженные туши горных козлов висели у дяди на веранде, откуда потом хитрые чиновники развозили их по домам. А он со своей непосредственностью оплачивал счета за перевозку. Дошло до Сталина. Папанин поехал, все уладил».

ЕЩЕ ОДНА ДАЧА

    Но одну ситуацию, как гласят апокрифы, ему со Сталиным уладить не удалось. Речь о даче, но не болшевской, государственной, а о той, которую Папанин решил построить на собственные деньги. «Возил лес, все сам оплачивал, — рассказывала племянница Ивана Дмитриевича. — Тут поднялся шум, будто у Папанина на даче черные лебеди плавают. Звонит Сталин: "Говорят, ты себе дачу строишь?" И так дядюшке стало неловко! И хотя стены были уже возведены, Иван Дмитриевич приехал к вождю: "Я передаю эту дачу детскому дому".

    Трудно сказать, чего в этом рассказе больше: выдумки или желания выдать желаемое за действительное. Похоже, что эта история рассказана с чужих слов. В последние годы в прессе появилось немало публикаций о личной даче Папанина, причем одна живописнее другой. Какая из них достоверна, судить трудно, поскольку они, как правило, взаимоисключающие.

    Известно, что в районе Тарасовки, в дачном поселке Мурашки находилась еще одна дача  И.Д.Папанина:

        Один из местных жителей рассказывал, что возглавлявший во время войны Главсевморпуть и подчинявшийся непосредственно Сталину полярник, потерял чувство скромности и использовал при ее строительстве служебное положение, привлекал солдат, чуть ли не саперный батальон. Представляет ли этот человек, что батальон состоит из трехсот солдат?! Привлечь такое количество военнослужащих для строительства личной дачи не смог бы даже начальник Главсевморпути.

    Оказавшийся его соседом житель дачного поселка Мурашки продолжал: «Дом Папанин построил (а племянница, как мы помним, говорила, что только стены были возведены. — Л.Г.) по тем временам действительно громадный, чуть ли не в три этажа, но абсолютно некрасивый, без какого-либо намека на архитектуру. Сталин, узнав о размахе строительства, дачу у Папанина отобрал. Якобы он сказал адмиралу, что прослышал о его благородном поступке — строительстве летней дачи для детского сада, и тому ничего не оставалось делать, как отдать ее под детский сад». 

    У известного писателя Эдварда Радзинского своя, несколько отличающаяся от предыдущей, версия: «Однажды наш знаменитый полярник Папанин, которого Сталин очень любил, пригласил вождя посмотреть его новую дачу. В то время Папанин уже был адмиралом и начальником Главсевморпути… Дело было после войны, тогда военнопленные немцы бесплатно и хорошо работали на "стройках коммунизма". Они и построили Папанину большую, хорошую дачу (в рассказе, изложенном выше, дачу построил батальон советских солдат. — Л.Г.).

    Но Иосиф Виссарионович, увидев этот явный признак гнилого обуржуазивания, мрачно заметил, что дача и вправду хорошая. Поэтому не стоит ли товарищу Папанину передать ее детскому дому? На следующий день Папанин дачу передал, но стал вице-адмиралом и перестал быть начальником Главсевморпути» (Аргументы неделi, № 45, 12 ноября 2009 г., с. 24).

    Неизвестно, откуда Эдвард Радзинский почерпнул эти сведения, не станем рассуждать об их достоверности, укажем только на одну очевидную ошибку: Папанин не стал, как утверждает писатель, вице-адмиралом, а носил воинское звание контр-адмирала.

    Как бы то ни было, нельзя не принять во внимание слова упоминавшегося выше обывателя из дачного поселка Мурашки: «Я знаю совершенно точно, что детского сада там не было никогда. Дача стояла пустая года до 55-го, и только в сторожке жила одинокая женщина с собакой. Потом там устроили государственную дачу Совета Министров РСФСР, и в доме поселилось несколько семей». 

    В книге черкизовского краеведа Е.Ю.Родниковой «Дорогие мои земляки» (М.: Грамота, 2004) я прочитал следующее: «За давностью трудно угадать, что послужило причиной тому, что легендарный полярник, возглавлявший первую советскую экспедицию на Северный полюс, Иван Дмитриевич Папанин подарил свою дачу жителям Черкизова. В войну в ней был госпиталь, после войны лечили инвалидов Великой Отечественной войны, а позднее она стала муниципальной больницей, образуя вместе с амбулаторией Черкизовское лечебное объединение». Я позвонил автору, чтобы подробнее расспросить ее о даче Папанина, но она, к сожалению, ничего не смогла добавить к написанному.

    Достоверно известно, что многие дачи в поселке не сохранились. Среди других сгорела и бывшая дача Папанина.

ДАЧНАЯ ЖИЗНЬ В БОЛШЕВЕ

    О жизни и деятельности Папанина написано довольно много статей, несколько книг. Но тщетно искать в них сведения о пребывании полярника на даче, встречаются лишь отдельные крупицы информации. Тем любопытнее было встретить имя Папанина в книге известного современного писателя  Алексея Вaрлaмова «Повесть сердца». «В этой книге, — говорил он, — собраны четыре повести, которые прежде дорого достались мне в жизни и лишь потом были написаны. В них ничего не выдумано. Зa каждой стоят судьбы людей, иных из которых уж нет нa свете. Этa книгa — моя благодарность тем, кто не пожaлел для меня пaмяти своего сердцa».

    Согласитесь, многообещающее и подкупающее своей искренностью признание  автора жизнеописаний Михаила Пришвина, Александра Грина, Григория Распутина, Михаила Булгакова, Алексея Толстого и Андрея Платонова, изданных в знаменитой серии «Жизнь замечательных людей» и отмеченных в 2006 году литературной   премией Александра Солженицына — «за тонкое отслеживание в художественной прозе силы и хрупкости человеческой души, ее судьбы в современном мире; за осмысление путей русской литературы ХХ века в жанре писательских биографий». Интерес к сборнику подогревала и издательская аннотация: «События каждой из этих повестей тесно переплетены с историей жизни самого Алексея Варламова и жизнью современного мира. Пережиты, продуманы, глубоко прочувствованы. Это художественно осмысленная, воплощенная в образах и судьбах яркая и драматичная история общества, история времени».

    Что ж, давайте обратимся к «художественно осмысленной истории». Алексей Варламов пишет: «Рядом с летним домиком (бабушки и дедушки автора. — Л.Г.) в Болшеве располагалась дача партийного деятеля Томского, на которой тот застрелился в августе тридцать шестого года, а потом в освободившийся дом въехал Папанин, улицу к его дому вымостили белым камнем и, по воспоминаниям моей матушки, каждый день летчик  (так у Варламова. Выделено мною. — Л.Г.) выходил на улицу здороваться с ребятней, грозно спрашивая, все ли вымыли руки.

    Папанин хорошо запомнился (выделено мною. — Л.Г.), запомнились птицы, от их пения просыпались по утрам, обливание холодной водой, грибы, майские жуки, среди которых особенно ценились самцы с черной гривкой, Черное озеро и речка Клязьма, куда они босиком ходили купаться и ловить рыбу, только что построенный водоканал, матрасы из конского волоса, который каждый год перебирали, и огромные пуховые подушки, оставшиеся с дореволюционных времен, походы за молоком в деревню Куракино, поля, васильки, костры, которые обожала и бабушка и дети, но позднее я подумал о том, что в тех же краях жила как раз в ту пору, правда, короткое время одна, себе на беду вернувшаяся из эмиграции, немолодая женщина, которая после ужасной смерти своей прославилась совсем другими, чем у бабушки стихами — великая, недосягаемая, а тогда никому не нужная, брошенная и преданная. Ее бабушка помнить не могла, хотя кто знает? — может быть, и встречала летом тридцать девятого года на поселковых улицах или по дороге на станцию сутулую, дурно одетую с отрешенным выражением близоруких светлых глаз. Если б они двое остановились поговорить, то наверняка нашли бы о чем. Не о поэзии, так хотя бы — мой милый, что тебе я сделала?»

Марина Ивановна Цветаева

    Последние строки следовало бы взять в кавычки, ведь это цитата из стихотворения Марины Цветаевой, о которой, собственно, как ясно из контекста, и идет речь.

    Обратите внимание, в отличие от многих цветаеведов (к примеру, Натальи Громовой) автор не утверждает, что поэтесса с семьей жила на бывшей даче Томского, а осторожно пишет: «в тех же краях жила…» Точен Алексей Варламов и в хронологии: действительно, Томский застрелился на даче в августе 1936 года, а бабушка автора вполне могла встретить Цветаеву «летом тридцать девятого года на поселковых улицах или по дороге на станцию» — та вернулась из эмиграции в Советский Союз и поселилась в Болшеве в июне 1939 года. 

    Прозаик пишет: «Папанин хорошо запомнился…»  Чем? Тем, что каждый день «выходил на улицу здороваться с ребятней, грозно спрашивая, все ли вымыли руки»? Увы, иного ответа нет. Огорчает другое: Папанин назван… летчиком, причем, якобы по воспоминаниям матушки автора. Но во времена ее молодости имя Папанина было на слуху, и вряд ли она могла спутать полярника с летчиком.  Скорее всего, ляп допустил сам писатель — представитель поколения, для которого папанинская эпопея — дела давно минувших дней. А редакторы, видимо, в силу своей некомпетентности не исправили ошибку. Но это не может служить оправданием для автора серьезных биографических книг, к тому же доктора филологических наук и профессора МГУ.

    Я обратил внимание автора на допущенную ошибку. Он, поблагодарив меня за «ценные замечания», написал: «Добавить что-либо по существу к своему тексту я не могу, а болшевская дача моего деда много лет назад была продана».

    И все же я поинтересовался у Алексея Николаевича, как часто он бывал на болшевской даче? Запомнил ли он ее местонахождение? И когда она была продана? Ответ был для меня довольно неожиданным, хотя и уточняющим: «О судьбе болшевской дачи моего деда, кроме того, что в 1946 году она была продана, ничего не знаю. Потом купили другую в Купавне, где я и вырос». Тем не менее, согласитесь, прозаик довольно красочно и убедительно описал болшевскую дачу. Что значит художественное воображение большого художника!

    На наш взгляд, особый интерес для исследователей и краеведов представляет свидетельство ленинградского (тогда еще не питерского) журналиста и писателя Льва Сидоровского о встрече с И.Д. Папаниным на даче последнего в Болшеве.

    Оказавшись в мае 1967 года в столичной командировке по редакционному заданию, он вспомнил, что на днях исполнится тридцать лет с начала «папанинского дрейфа». Специальному корреспонденту ленинградской «Смены» не хотелось упустить возможность встречи с Папаниным. Разыскав его домашний телефон, Лев Сидоровский позвонил по нему и узнал от домработницы, что Папанин находится на даче. «Звонить туда нельзя», — предупредила она. Едва уговорил ее корреспондент дать дачный телефон. Втрое дольше  ему пришлось уламывать «героя льдины», который вовсе не желал встречаться на предмет интервью, но все же сдался: «Приезжай в Болшево».

    Разыскать дачу Папанина  в Болшеве оказалось просто: ее тут знали все.

    Когда я подошел к ней с угла, — пишет Лев Сидоровский, — почудилось, что глухой зеленый забор тянется в обе стороны до горизонта. За забором высились сосны. Разыскав калитку и оказавшись по ту сторону забора, я узрел впереди двухэтажное, внушительных размеров строение, а перед ним на обширной площади красовались грядки, сверкали стеклами теплицы. На грядках и в теплицах ударно трудился народ...

    Окликаю загорелую молодуху:

— Как пройти к Ивану Дмитриевичу?

Та распрямляет натруженную спину:

— Пойдете по этой дорожке, минуете сирень, потом — жасмин, потом — яблоневый сад, потом — мостик, потом — спортплощадку, потом — опять сад, а там уж и дача скоро...

Ошарашенный таким объяснением, киваю в сторону двухэтажного строения:

— А здесь-то кто?

Молодуха расплылась в улыбке:

— А здеся — прислуга...»

    Корреспондент направился к дому по уютным дорожкам, сквозь сирень, жасмин, яблони, минуя мостик, спортплощадку и опять сад... Пока шел, вспомнил, что в году 1951-м в «Правде» был фельетон про дачу Папанина, про ее роскошь и необъятные размеры, про зеркальных карпов и лебедей на здешних прудах. Люди шептались: «По личному распоряжению Сталина!»

    Наконец дошел до заветного дома. «Поднимаюсь на веранду, — продолжает свой рассказ Сидоровский, — а там в плетеном кресле, в полосатой пижаме, со свежим номером, естественно, «Правды» в руках, с очками на носу — сам хозяин... Похож? В памяти промелькнули знакомые с детства фотоснимки. Нет, не очень. Тот, герой льдины, был в костюме из оленьих шкур, потом — в адмиральском мундире. А этот — в пижаме, росточком, как говорится, метр с кепкой, волосы — совсем белые, усики — тоже». 

    Содержание долго длившегося разговора полярника и корреспондента опускаю. Желающий прочитать текст без труда найдет его в Интернете.

1952 год

    Многие годы И.Д.Папанин приезжал отдыхать на свою дачу в Болшево, подолгу жил здесь, посещал школы и  детские сады (у самого Ивана Дмитриевича детей не было. — Л.Г.), где до сих пор хранятся его подарки — книги и морские диковины. Он дружил с некоторыми семьями в дачном поселке, захаживал на чай. По отзывам тех, кто с ним встречался в Болшеве, он был добрый и приятный человек, ходил на Клязьму на рыбалку, катал на своей машине местную детвору.

ПАПАНИНСКИЙ ДЖИП

    В гараже на даче Папанина в Болшеве с десяток лет пылился армейский джип «Виллис-МБ», который в 1944 году начальнику Главсевморпути за вклад в союзническую копилку подарил лично президент США Франклин Рузвельт. По рассказам Ивана Дмитриевича, этот джип надежно служил ему  более тридцати лет. На нем он исколесил всю европейскую часть Советского Союза от Мурманска до Кишинева.

    В конце 1970-х годов филиал киностудии Министерства обороны СССР, находившийся в Болшеве, снимал документальный фильм о Папанине «В огне и холоде тревог». По ходу съемок вещи с папанинской дачи отправляли в Севастопольский музей в качестве экспонатов. Тогда и обнаружили в гараже заброшенный старый автомобиль.

    — Меня заинтересовала эта машина, — вспоминал режиссер Святослав Дунаев. — На следующий день утром я уже был у ворот дачи, постучал в калитку. Залаяла собака, вскоре выглянул сторож и, узнав, в чем дело, без лишних вопросов провел меня в гараж. Когда передо мной распахнулись ворота, я не поверил своим глазам. В углу, под дециметровым слоем пыли, на спущенных колесах стоял настоящий американский армейский джип!

    При очередной встрече с Иваном Дмитриевичем режиссер предложил включить в фильм эпизод с машиной, и тот с энтузиазмом поддержал эту идею. Решили отбуксировать джип на студию, чтобы там его отремонтировать. Дело было зимой, но буксировка не заняла много времени, так как дача находилась недалеко от студии. Когда джип завели, киношники от восторга гоняли на нем по заснеженному студийному двору, пока не кончился бензин.

    Завершив капитальный ремонт, сообщили Папанину, что машина к съемкам готова. Иван Дмитриевич пообещал выкроить день и сняться в эпизоде с джипом. Но этого, увы, не случилось. Папанин занемог (ему было уже за 90), находился в Кремлевской больнице. А сроки поджимали, и пришлось завершить фильм без задуманного эпизода.

    Однажды режиссеры фильма Сергей  Хейфиц и Святослав Дунаев навестили И.Д.Папанина. Узнав о том, что последний родом из Севастополя, Иван Дмитриевич иначе как земляком его не называл. И очень был опечален случившимся накануне приступом.

— Я второго такого приступа не переживу, — сказал Иван Дмитриевич. — Вы хорошие ребята, я понял, что «Виллис» в надежных руках, вряд ли мне удастся на нем еще раз прокатиться. Хочу подарить эту машину своему земляку. Полковник, бери машину. А ты, Сергей, помоги все это юридически оформить, я не хочу, чтобы после моей смерти кто-то отнял ее у вас…» Незадолго до кончины Папанина все необходимые документы были оформлены.

    «Виллис» остался на студии, сотрудники которой гордились таким подарком. Машина стала непременным участником многих торжественных и юбилейных мероприятий. В перестроечные времена новое начальство студии потребовало убрать с территории «хлам». Святославу Дунаеву пришлось перегонять с места на место четыре уникальные машины, в том числе «Виллис-МБ». О нем режиссер опубликовал в журнале «Автомобильный транспорт» статью «Папанинский джип жив!»

    Но вот Святослава Николаевича не стало… Жив ли сегодня папанинский джип, неизвестно.

СУДЬБА ДАЧИ ПАПАНИНА

    Многое в устоявшейся жизни и привычном быте Папанина изменилось после смерти первой жены и его женитьбы на женщине, о браке с которой он очень скоро пожалел. Познакомились они, когда Политиздат готовил книгу Папанина «Лед и пламень».

    К нему приехала редактор Раиса Короленко и… осталась. Записывала воспоминания; узнав, что полярнику нужна новая повариха, пристроила свою мать. Полярник и редактор поженились, когда ему было 82 года, ей — 48. Жена прописалась в его квартиру на Арбате. По словам племянницы Папанина, «она мечтала о даче в Болшеве. И очень обиделась, когда Иван Дмитриевич решил передать дачу Министерству морфлота. Его сотрудники и хоронили потом Папанина». 

    Земельный участок папанинской дачи в свое время был передан в аренду автобазе Управления делами Администрации Президента РФ под строительство профилактория и его обслуживание. По некоторым данным, сегодня на данной территории находится база отдыха Управления делами Президента РФ «Папанинская дача».

    Администрация Юбилейного, к великому сожалению, не имеет правовых оснований регулировать хозяйственную деятельность на данной территории и распоряжаться на данном земельном участке. Тем не менее, судьба дачи Папанина не может не беспокоить юбилейчан. Жители и Администрация города Юбилейного неоднократно писали обращения во всевозможные областные и федеральные властные структуры с просьбой сохранить дачу Папанина и придать ей статус парка. Автор этих строк предлагал открыть в здании дачи Дом-музей И.Д.Папанина, а территорию дачи превратить в городской парк.

    В статье «Слово о патриоте», опубликованной в газете  г. Юбилейного «Спутник» 14 апреля 2004 года И.Ильин писал: «…Дачу эту для истории, для людей необходимо сохранить. Очень нужна она для нашего города — как веское слово истории, как легкие для жизни».

    Увы, прошло совсем немного времени после этой публикации с очень верными словами, и папанинской дачи… не стало: она сгорела (или ее сожгли?). Трехэтажная дача знаменитого полярника сгорела как спичка, от нее осталась только печная труба… Пожарные смогли спасти только лес вокруг.

Все, что осталось от папанинской дачи в Болшево…

    А незадолго до 110-летнего юбилея И.Д.Папанина было опубликовано решение Совета депутатов города Юбилейного («Спутник», 6 ноября 2004 г.), в котором, в частности, говорилось: «Выступить против застройки территории «Папанинская дача», за организацию на этой территории общегородского парка отдыха». Жители города поддержали это решение.

    Прошло десять лет, а его так и не удалось воплотить  в жизнь! В свете требований губернатора Московской области А.Ю.Воробьева о создании в Подмосковье скверов и парков представляется целесообразным превратить территорию бывшей дачи Папанина в городской парк, которого так не достает Юбилейному. И назвать его, конечно же, именем И.Д.Папанина — в память о легендарном полярнике и земляке.

Леонид ГОРОВОЙ