Она была лучшей и самой массовой пушкой Второй мировой войны. Как признавал личный советник Гитлера по артиллерии профессор Карл Фридрих Вольф: «Это одна из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии». Эта пушка установлена на пьедесталах и в музеях во многих городах как нашей страны (и в Королёве тоже), так и за рубежом.

О непростой и даже драматической ситуации с этой дивизионной пушкой 76-мм ЗИС-3 (все написанное выше, конечно же, относится именно к ней) рассказывал в своих воспоминаниях ее создатель Василий Гаврилович Грабин — выдающийся советский конструктор и организатор производства артиллерийских систем, генерал-полковник технических войск (1945), Герой Социалистического Труда (1940), четырежды лауреат Сталинской премии I степени (1941, 1943, 1946, 1950), действительный член Академии артиллерийских наук (1946).

 

Всю ночь с 3 на 4 января 1942 года под стук колес поезда я старался понять причину своего вызова из Горького на ГКО [Государственный Комитет обороны]: «Почему в Москву вызвали не Еляна — директора завода, не Олевского — главного инженера, а меня — главного конструктора?»

Нарком Дмитрий Федорович Устинов тоже не мог пояснить, в чем дело. С ним поехали в Кремль, вошли в зал заседаний. Вижу, сидят одни военные. Я сразу догадался, что это они добились нашего вызова. Из слов выступавшего генерала я понял, что вся наша работа по модернизации пушек и новой технологии подвергается не только критике, но и резкому осуждению. Другой оратор подверг сомнению надежность наших пушек в боевых условиях и высказал предположение, что во время ведения беглого огня, особенно при длительной артиллерийской подготовке, они обязательно будут рассыпаться!..

После каждого выступления товарищ Сталин, имевший привычку прохаживаться по комнате, подходил ко мне и спрашивал:

—                Товарищ Грабин, что вы на это скажете?

—                Товарищ Сталин, пушки надо делать только по новым модернизированным чертежам...

Следующий оратор еще энергичнее и красочнее говорит о том, где пушки могут подвести в бою. Гляжу, Сталин опять идет ко мне...

И вот, когда он подошел в шестой раз и спросил:

—                Товарищ Грабин, что вы на это скажете? — мое терпение закончилось.

Я встал и по-военному отрапортовал:

—                Товарищ Сталин, по каким чертежам прикажете, по таким и будем делать пушки!

—                Вы страну без артиллерии оставите! У вас конструкторский зуд! Вы хотите все менять и менять! Работайте, как работали раньше! — в его голосе были раздражение и гнев.

Он подошел к своему стулу, взял его за спинку и, приподняв, грохнул его об пол. Я никогда не видел Сталина таким раздраженным.

В итоге ГКО постановил: пушки делать… по старой технологии. На этом заседание закончилось. Я покинул зал заседания. Все померкло — я будто бы уперся в огненную стену. Хочу преодолеть ее, а она горячая и обжигает руки и лицо. Как вышел из комнаты, не помню. Я был убежден, что ошибочность принятого решения очевидна, и это скоро поймут, но будет уже поздно — возврат к старому и переналадка всего производства действительно могли оставить армию без артиллерии…

Не находил ответ и на вопрос: «Почему молчал Устинов? Он же инженер и по слухам работал конструктором. И, тем не менее, смолчал. Почему? Трудно сказать. Скорее всего, перестраховался. Возражать разгневанному Сталину могли лишь очень волевые люди».

[Поясним, что на то время в Советской Армии были орудия подобного калибра, тоже созданные в ЦАКБ (Центральное артиллерийское конструкторское бюро) Грабина, но тяжелые и маломаневренные. Для существенного уменьшения их веса (что было крайне важно во фронтовых условиях) была применена новая технология их изготовления и сделаны несколько экспериментальных пушек, которые Василий Гаврилович (на свой страх и риск) опробовал в бою].

Сели молча вместе с Устиновым в его машину и поехали в наркомат. Время далеко за полночь. С трудом спускаюсь в бомбоубежище. В подвале деревянные кушетки, обитые дерматином, стол, стулья. Над ними чуть светит синяя лампочка. Ее безжизненный свет тревожит душу… Моя личная судьба меня не тревожила. Угнетала и удручала неизбежная картина пустых железнодорожных платформ на нашем заводе.

Я один в белом каменном мешке, тяжело дышать. По всему телу, как в детстве, когда гроза заставала одного в степи, бегут мурашки. Голова горит огнем, начало знобить. Сердце, как в годы болезни, дает о себе знать. Снял китель и повесил на спинку стула. Под ноги положил газету и, накрывшись шинелью с головой, лег на кушетку отдохнуть. Закрыл глаза…

Так прошел час, а может быть, и больше. Стараюсь прогнать мысли о случившемся. Думаю о маленьких сыновьях, а слышу голоса ораторов. Накатилась тоска и сдавила грудь. Попить бы воды, да не знаю, есть ли она.

Где выход из тупика? Выше головы и ГКО не прыгнешь! Мелькнула мысль: почему на заседании отсутствовал Ворошилов? В декабре он был у нас на заводе [артиллерийский завод № 92 в Горьком (ныне Нижний Новгород)]. Когда я подробно доложил ему о модернизации пушек и новых технологических принципах, когда он увидел в работе наши станки ГСР-1 и переделанные импортные, то воскликнул:

—                Это вы здорово сделали. Молодцы! — Климент Ефремович не стал бы молчать.

Под утро, примерно часов в пять, прибежал молодой офицер и предложил подняться наверх, к телефону. Не иду. Душит скверное предчувствие. Пусть, думаю, берут здесь, если хотят арестовать. Офицер второй раз громыхнул железной дверью бомбоубежища.

—                Вас просят к телефону, — взволнованно проговорил он и добавил: — С вами будет говорить товарищ Сталин!

Я не поверил своим ушам. И все же оделся и быстро (будь что будет!) шагнул к двери. С большим трудом поднимаюсь на второй этаж. В приемной наркома пусто. Вхожу в кабинет. Устинов в растерянности. Он тоже поднят с постели и полуодет. Беру телефонную трубку:

— Слушаю.

Ответил Поскребышев [секретарь Сталина]. Немного погодя послышался и голос Иосифа Виссарионовича. Он поздоровался и подчеркнуто вежливо сказал:

— Вы правы. То, что вы сделали, сразу не понять и по достоинству не оценить... Ведь это революция в технике. ЦК, ГКО и я высоко ценим ваши достижения. Спокойно заканчивайте начатое дело!

Поблагодарил его за доверие. Он не ответил, но трубку не вешает. Слышу тяжелое сипловатое дыхание курильщика. Вдруг стрелой промелькнула мысль: «Вот он, этот случай! Больше пяти месяцев ждал! Другого такого повода может и не быть!» Откашлявшись (в горле запершило) и собрав волю в кулак, слабым, но решительным голосом сказал:

—                Товарищ Сталин! Нам бы хотелось показать вам новую пушку.

—                Какую пушку? — с удивлением отозвался он.

—                Дивизионную 76-миллиметровую. По мощности она равна своей предшественнице, но легче на 400 килограмм. Новая пушка экономически более выгодна, чем старая Ф-22 УСВ. Из такого класса пушек она имеет самую низкую линию огня, что очень важно для маскировки орудия в хлебах и луговых зарослях при борьбе с вражескими танками.

После недолгого раздумья Сталин промолвил:

—                Хорошо! Мы вашу пушку посмотрим в пятницу.

От сердца сразу отлегли все боли и печали. Но Сталин не прощается, о чем-то продолжает думать. Слышу его тяжелое дыхание.

—                А если бы ваша пушка была в Москве, — тихо заговорил он, — мы могли бы ее посмотреть и сегодня... часов в одиннадцать.

—                Слушаюсь, товарищ Сталин, пушка будет в Кремле точно в одиннадцать.

—                До свидания, товарищ Грабин…

 

***

Грабинская дивизионная пушка 76-мм ЗИС-3 была принята на вооружение Советской Армии уже в феврале 1942 года. За вторую половину Великой Отечественной войны было выпущено около 48 тысяч таких орудий, изготовленных в том числе и в Калининграде (ныне наукоград Королёв).

 

Сергей Андреевич ХУДЯКОВ,

заслуженный ветеран труда РКК «Энергия»,

биограф В.Г.Грабина,

(отрывок из книги «Гений артиллерии В.Грабин

и мастера пушечных и ракетно-космических дел»).

Редактор Ольга ГЛАГОЛЕВА,

5 мая 2020 года